Александр Глазунов - Нам нужна… революция
— Как же ты попал на конкурс, если тебе ни руководство нашего института, ни партбюро разрешения не давали?..
Все получилось совершенно случайно. Будучи в командировке в Москве, зашел подписать какую-то бумагу к директору Института экономики черной металлургии Николаю Федоровичу Склокину. Разговорились, и тогда он предложил работать в его институте. И хотя Лукьянчиков его сразу предупредил, что это вряд ли удастся, Николай Федорович попросил его только заполнить листок по учету кадров.
— У нас ведь замещение вакантных должностей проводится по конкурсу, — с улыбкой произнес он, — а это история длинная…
Да Николай Никифорович и не надеялся на положительный результат, и вернувшись в Кривой Рог, вовсе забыл об этом. А тут еще письмо из дома получил, отец с матерью приболели. Будучи в командировке в Харькове, заехал в Мерефу, увидел, что дом обветшал, холодно и сыро в хате, вот и решил на зиму перевезти родителей к себе в Кривой Рог. Тесновато, конечно, трое детей у них с Кларой уже было, и бабушка с ними жила, но иного выхода Николай Никифорович не видел. Но однажды, уже ближе к весне, отец как-то сказал ему:
— Знаешь что, Николай, если любишь своих детей — уезжай отсюда. Здесь все в копоти от металлургического завода, синие круги по окнам. Потому и дети на лицо бледные…
Конечно, для Лукьянчикова это не было открытием, тем более не он один страдал от заводских выбросов. Здесь и листва на деревьях серая была с отливом в голубизну. Да как-то попривык не замечать. Но слова отца, который чувствовал себя день ото дня все хуже — беспокоило фронтовое ранение, Николай Никифорович уже забыть не мог. А недели через две отец умер. Институт выделил автобус для отправки гроба с покойным в Мерефу и материальную помощь. После похорон Лукьянчиков ушел в очередной отпуск, когда и пришло письмо с вызовом из «ЦНИИчермета». Но если раньше Николай Никифорович и не пытался бы настаивать на переводе в Москву или предпринимать какие-то меры, то теперь, помня предупреждение отца накануне смерти, решил в Кривом Роге не оставаться. Другое дело, что он не знал, как ему поступить, если все-таки руководство ему откажет. А то, что оно его не отпустит, судя по мрачному виду секретаря парткома, Лукьянчиков как бы уже и не сомневался.
— Партбюро будет решать твой вопрос о переводе в Москву, который ты пытался скрыть…
Естественно, решение партбюро было не в пользу своевольного Лукьянчикова. Более того, сообщили об этом в райком партии, и можно было ставить крест на переезд в столицу.
Однако, оказавшись в очередной служебной командировке в Москве, Лукьянчиков все же решился зайти к директору «ЦНИИчермет» Голикову и рассказать, в какой ситуации он оказался.
— Что ж, придется твоему начальству доказать, что ты тоже не бедный родственник…
В присутствии Лукьянчикова Голиков связался по телефону с Министром черной металлургии СССР, с инструктором Отдела черной металлургии ЦК КПСС, а затем и с Кривым Рогом. И вопрос был решен.
В тот момент Николай Никифорович радовался не новому месту работы, а тому, что удастся увезти детей из Кривого Рога. Да только очень скоро понял, что в столице он все-таки действительно бедный родственник. Конфликт назрел неожиданно, и не с кем-нибудь, а с заместителем министра черной металлургии Антоненко. Дело касалось обогащения окисленных руд, из которых извлекать железо было довольно трудоемким процессом. Обычно такую руду складировали в отвал. И вдруг решение правительства построить новый горно-обогатительный комбинат для окисленных руд для нужд стран Совета Экономической Взаимопомощи, которые в ней тоже принимали участие. Так что объявленная международная стройка «дружбы» была с чистым политическим акцентом.
С технологией обогащения окисленных руд Лукьянчиков был хорошо знаком. Поэтому и крайне удивился такому решению. Будучи экономистом, Николай Никифорович подсчитал, что на базе уже действующих комбинатов по обогащению окисленных руд, разве что с небольшой реконструкцией, можно добиться выхода необходимой дополнительной продукции. То есть решить проблему в несколько раз дешевле. Лукьянчиков пишет свое заключение и отдает руководству. Фактически он выступил против строительства нового комбината, тем самым невольно показав некомпетентность ведущих специалистов Министерства черной металлургии СССР. Хотя здесь сыграло роль обычное «чего изволите?» И вот тут началось. То, что молодой сотрудник, хотя Лукьянчикову исполнилось уже сорок лет, посмел противопоставить себя министерству, решению правительства, не укладывалось ни у кого в голове. За подобную наглость и дерзость могли уволить сразу и без содержания. Лукьянчикову так открыто и было сказано — выгоним. В ответ Николай Никифорович и рубанул:
— А с такими специалистами лучше дела не иметь, себе дороже…
Если Лукьянчиков был уверен в своей правоте, он на попятную никогда не шел. Раз страдало дело — компромиссов он не признавал. Поэтому, недолго думая, пошел «со своей правдой» к директору Института экономики Склокину. Николай Федорович сразу во всем разобрался.
— Не волнуйся, — говорит, — мы тебя в обиду не дадим…
Однако после скандала на прежнее место работы Лукьянчиков вернуться уже не мог. А тут неожиданное предложение из Совета по изучению производительных сил Госплана СССР, где освободилось место начальника Отдела региональных проблем, экологии и природных ресурсов. Николай Никифорович согласился сразу — слишком свежи были в памяти синие разводы от выбросов вредных веществ из труб металлургического завода на окнах его квартиры в Кривом Роге и слова отца. В то время Лукьянчиков и предположить не мог, что его заключение о нерентабельности строительства нового комбината по обогащению окисленных руд окажется на столе Председателя Госстроя СССР Б. Н. Ельцина. Ведь это был их объект. Создается Комиссия по расследованию данного факта, председателем которой назначают Тиграна Сергеевича Хачатурова, а заместителем — Николая Никифоровича Лукьянчикова, кто заварил всю эту кашу. И они доказывают с цифрами в руках, что если даже остановить стройку, то даже с выброшенными на ветер деньгами на это строительство вариант Лукьянчикова все равно будет гораздо экономичнее. Госстрой принимает это заключение и направляет его в Совет Министров СССР. Оно было оглашено в присутствии представителей Госстроя СССР и членов Комиссии Т. С. Хачатурова и Н. Н. Лукьянчикова. В конце совещания Николай Никифорович не выдержал и подошел к заместителю министра Антоненко.
— Ну и чего вы добились? Столько народных денег угробили…
— Лишний комбинат нашей стране не помешал бы, — засмеялся он. — Так что не чувствуйте себя героем…
Николай Никифорович понял, что разговаривать с ним бесполезно. Да и желания особого теперь он не испытывал. Тем более, что вечером он уезжал в Свердловск в командировку. Но ее ему придется прервать — Совмин СССР срочно вызывал в Москву — Лукьянчикову предложили занять должность начальника Главного управления экономики и организации природопользования во вновь созданном Госкомприроде СССР.
Лукьянчиков уважал и ценил в людях достоинство. Жизнь доказала, что только человек, обладающий достоинством, способен быть честным и неподкупным, никогда не предаст и не продаст. Николай Никифорович жил именно по таким принципам, как и его отец, мать, да и большинство тех, кого он знал.
Родители его были родом из села Берека Харьковской области, из крепкой крестьянской семьи. Здоровьем у них Бог никого не обидел, так что все были физически крепкими. Правда, семья немногочисленная по тем временам — мать Анна Яковлевна, отец — Никифор Дмитриевич, бабушка Прасковья Дмитриевна и дед Дмитрий, но трудились от зари до зари. То, что они жили зажиточно, то есть имели две лошади, две коровы, плуг, дом, власти официально признали в 1933 году, когда решили их раскулачить. Тогда это делалось просто. Подгоняли запряженную парой лошадей бричку, на нее грузили кое-какие вещи, сажали людей и увозили в неизвестном направлении. Возможно, так и сгинула бы семья Лукьянчиковых в отдаленном глухом сибирском поселении, если бы не помог отец матери. По тем временам он считался человеком заслуженным, участвовал в революции, чуть ли не московский Кремль брал, поэтому ему вскоре удалось добиться освобождения родни, доказать несправедливость примененных к ним «суровых революционных мер». Но дед Дмитрий пережить позора и унижений так и не смог, и вскоре после возвращения из пересыльной тюрьмы помер. Однако дом и скотину Лукьянчиковым после революционной конфискации так и не вернули, и им пришлось переехать на новое место жительства — в село Мерефу, где проживали родная сестра отца.
Правда, впоследствии судьба все расставила по своим местам и воздала каждому по заслугам. В 1943 году Советская Армия освободила от фашистов Харьковскую область. Лейтенант Александр Безлепкин, житель села Берека, и родственник Лукьянчиковых, ненадолго заскочил домой узнать о своих родителях. Здесь и услышал страшную новость — отца его, партизана, немцы повесили по доносу соседа. Ворвавшись к нему в дом, Безлепкин выволок предателя во двор и при стечении народа расстрелял. Никто из односельчан даже не попытался остановить лейтенанта. А спустя какое-то время об этом стало известно и в Мерефе. Колька слышал, как перекрестившись, мать тихо проговорила:
